Тронный зал дворца Эрлеаса, пир на отъезд короля и принцессы
Играла музыка, танцевали прекрасные дочери народа эльфов, смеялась Арамириэль, кружась среди них, с лица ее отца не сходила улыбка.
Но княгиня, любившая праздники и прекрасно танцевавшая, сидела на троне, не говоря ни слова. Князь изредка смотрел на жену и поражался ее перемене – с тех пор, как пришел в город внук Государя, она стала совсем необщительна и задумчива. Кстати, о госте – его на пиру не было. Эрлеас вообще подозревал, что он почему-то избегает принцессу Арамириэль. Только вот причину этого не смог он узнать.
Пел придворный менестрель, тонкие пальцы его перебирали струны арфы, а голос возносил славу городу, князю и горам. Сам князь эту хвалебную песнь еще не слышал, хотя много их было спето в этом зале.
Вдруг чей-то голос прервал его:
- Стой, певец, не о том поешь ты, - так, не чей-то, а именно голос Огненного. Рыжий эльф стоял в дверном проеме, одетый в штаны и черную тунику с вышитым серебром гербом рода Государя на груди, сильно оттеняющую его яркие волосы, собранные в хвост. В зале наступила тишина – ни для кого в городе не было секретом то, что князь гостя, мягко скажем, недолюбливал. А тут он еще и посмел прервать любимого певца Эрлеаса…
- Спой тогда сам – холодно сказал князь.
- Я не… - эльф осекся, поймав на себе взгляды Ямарэн и Арамириэль, прекрасно знавших, что петь он умеет. – Есть ли у тебя лютня, певец?
- Лютня? – поморщился тот. – Инструмент бродячих менестрелей
- Зато более других любим он в народе. Так нет ее у тебя, я правильно понял?
- Да, правильно.
- Что ж, жа… – начал, было, он, но вдруг звонкий девичий голос прервал Огненного.
- У меня дома есть лютня, подождите немного, я принесу, - сказала молоденькая эльфа с рассыпанными по плечам золотистыми волосами.
Князь кивнул, знаменуя так свое согласие, и девушка сорвалась с места и золотистой кометой бросилась в сторону своего дома.
Вскоре она вернулась в зал, а в руках ее была красивая лютня из какого-то светлого дерева. Она без слов протянула ее внуку Государя.
Он провел пальцами по струнам, проверяя, настроена ли она, а только потом начал играть. Все молчали, когда его сильный, не поддающийся описанию голос взлетел под потолок:
- Что мне петь о дороге? — другие споют
Про разбитые ноги и дальний приют,
И как ветер летит, и про песню в пути,
И про дом, до которого нам не дойти.
Что мне петь о любви? — другие споют
О пожаре в крови да о тех, что нас ждут;
Что бессильны разлуки — предвестницы бед —
Там, где встретились руки над пропастью лет.
Что о памяти петь? — другие споют,
Что она не умрет с тем, кто гибнет в бою,
Что не канет по прах, не сгорит на кострах,
Что она — словно вереск на дальних холмах.
Полевою травою мой след зарастет,
Ну а ветер шальной слова разнесет,
Разбросает, развеет, да в клочья порвет...
Что другим я отдал, теперь не мое.
Что в пыль, что в ковыль, что в чужой монастырь,
Что в чужих стихах, что в дорожный прах,
Что зельем в вино, что камнем в окно,
У дороги ростком, да мертвым листком...
Что мне петь о дороге? — другие споют... – закончил он песню.
В зале царила тишина, потом придворный певец преклонил колено:
- Хотя и играл ты на простом инструменте, но рядом с тобой я лишь ручей, несущийся по весне с гор, ты же – поток.
Огненный ничего не ответил. Он знал, что прекрасно поет, но редко это делал. Почему? Просто не любил это дело.
- Спой еще, принц, - попросил князь.
- Нет, княже, я не буду.
- Но, Лиссер, пожалуйста! – вдруг подняла на него глаза Арамириэль.
Эльф улыбнулся:
- Ребенку, да еще и принцессе, отказать не могу. Только одно – играть я не люблю, да и не особо умею. Пусть кто-нибудь подыграет мне.
- А можно я? – спросил певец князя.
- А знаешь ли ты балладу «Охота на Птиц»?
- Знаю, хотя она и людская, - певец взял из рук Огненного лютню и заиграл древнюю, почти как мир, легенду о брате и сестре, известную, как «Охота на птиц», а принц запел ее.
- Слышен гомон окрестный и колокольный набат.
На верху старой башни, где гулко поют ветра,
Двое, схожи лицом и статью. Постарше брат,
В легкий плащ меховой кутается сестра.
Избегая людей, сторонясь охот и пиров,
Каждый день эти двое тайно идут сюда.
Чтобы вместе, уйдя за заросший осокой ров.
Говорить о своем и смотреть, как течет вода.
- Я же знаю эту песню! – восторженно прошептала принцесса, явно что-то задумав.
"Коль тебя увезут, не смогу больше жить ни дня,
Если выскочка-рыцарь любой заберет у меня.
Я уеду за тысячу лиг, но забыть не смогу
Темный траур волос и холодную нежность губ."
- Отвечала она: "Не кричит сова на заре, - вдруг прервал Огненного чей-то звонкий голос. Пела совсем юная девочка, имя которой, конечно же, было Арамириэль. - И нельзя жениться тебе на своей сестре.
Ведь от нас с проклятьем тогда отвернется родня.
Но ты помни меня, помни меня."
Эльф удивился, но продолжил балладу.
- "Быстроногие кони, любовь моя, ночь в седле,
И рассвет застанет нас на иной земле.
Надо только рискнуть," - и они спускаются вниз,
А в закатном пламени мечется стая птиц.
Лис уходит оврагом, и волк поджимает хвост.
Собиралась охота из многих баронских гнезд.
Лес пылает от факелов, и, не удержан никем,
Впереди скачет старый рыцарь с мечом в руке.
Хоть быстры беглецы, но уйти им надежды нет.
Остроухая гончая стая признала след,
И жестоким огнем разгорелись глаза седоков.
Хрип дыхания слышен да перезвон подков.
"Рано наши соседи чуют удачный лов.
Слышу лай вдалеке - то пустили по следу псов.
Так что к озеру правь коня - может, переплывем.
Ну, а если нет, то вдвоем останемся в нем."
- "Говорят, что в полях росистых спокоен сон.
Мы не вспомним себя, и нам там не будет имен.
Наши души уйдут, ничего не храня,
Но ты помни меня, помни меня". - снова слова сестры спела принцесса.
- Пахнет сыростью воздух, добыча почти в руках.
Но смотри - обрывается след в густых тростниках,
И в запале охотники гонят в воду коней.
Звезды скрылись над озером, стало еще темней.
Слез с коня предводитель, тяжелая боль в груди.
Не нашлось никого, кто бы встал на его пути.
И стеснились сердца в ожидании: быть беде.
И кричал старый лорд, утопая по грудь в воде:
"Сын и дочь, вы ушли от суда, но в своем пути
От проклятья отцовского вам никуда не уйти.
Вы забыли законы, желая решать самим,
Вам отныне не быть людьми, вам не быть людьми.
Я отдал бы вас смерти, но жизни вас не отдам.
Воронье или лебеди станут роднею вам.
Сын, леса да развалины будут твоим дворцом,
Дочь, никто никогда не вспомнит твое лицо".
Год прошел с той охоты, но ходит по селам молва:
Дескать, тут не без эльфов и не без колдовства,
Что совсем постарел наш барон, что не держит границ,
И издал указ, запретивший охоту на птиц.
- "Говорят, что в полях росистых спокоен сон.
Мы не вспомним себя, и нам там не будет имен.
Наши души уйдут, ничего не храня,
Но ты помни меня, помни меня..." – она заканчивала песню, и вдруг на словах «помни меня» дверь в зал распахнулась. В проеме стоял запыхавшийся эльф:
- Мой князь, они уже в горах, завтра к полудню город будет в осаде.
- ЧТО? – куда делать вся холодность Эрлеаса? – Райвены так близко к городу? Собираем отряд и идем принимать бой.
- Княже, - обратился к нему Огненный. – Я пойду с тобой.
- Что? С каких пор ты стал воином?
Эльф закрыл глаза, а потом сказал:
- Я всегда им был. Кстати, принцессе и его величеству лучше покинуть город прямо сейчас, до осады, а то слишком большой улов будет райвенам – князь, княгиня, король людей и их принцесса. И я…
- Вы правы, неизвестный мне благородный певец, - кивнул король. – Арамириэль, поднимайся наверх, мы уезжаем прямо сейчас.
Девочка кивнула и кинулась наверх. Ямарэн проводила ее взглядом, но ничего не сказала. Никто, кроме княгини, не заметил, КАК девочка пела те слова. «Только помни меня…» Что она вложила в эту строчку?
Позже, под беззвездным небом, недалеко от города…
Тихо шагали эльфийские кони. Во главе отряда – князь в белоснежном плаще, на прекрасном коне, его меч в ножнах на поясе. Величественен и прекрасен он, как звезда.
А рядом с ним, по левую руку, ступает черный конь со своим всадником в черной одежде и серебряной кольчуге. Рыжие его волосы убраны назад, но голова не покрыта шлемом, как принято у эльфов. На лице написана лишь решимость – ведь знал он, что род его проклят райвенами, и за то ненавидел он народ севера. Именно из-за этого Проклятья, когда-то пришлось принцу Алэндилу покинуть жену и новорожденного сына, потому что за ним шли тени и иные порождения ночи, притягиваемые Проклятьем. Лишь за полосой пустынь магия райвенов теряла свою силу.
А в это время прекрасная женщина в белоснежном платье стояла на стене города и смотрела в даль, откуда должно было показаться второе войско. Княгиня чувствовала, что что-то случится. Что-то страшное, и золотая искра, на миг сверкнувшая в иссиня-черном небе, лишь больше укрепила ее в этой мысли. Просто так Воин Света к своей магии не взывает.
Но что о княгине? Лучше о князе.
Отряд выехал из-за поворота, когда сверху на них посыпались редкие стрелы. Райвены заметили врага чуть раньше, и это дало им преимущество.
Так на довольно узком отрезке горной дороги завязалась смертельная схватка. Кто-то из воинов с обеих сторон нашел свою судьбу на скалах за краем тропы. Князь смело сражался со странным существом – до пояса оно было прекрасной девушкой с темно-зелеными волосами, чуть отливающими металлом, и изумрудными глазами, а ниже пояса у нее был змеиный хвост цвета малахита. Ах, да, еще у нее было две пары рук, и ногти на них были длинные и тоже темно-зеленые, чем-то подобные когтям. Девушка злобно смеялась и кидалась заклятьями. Одно из них попало в цель. Князь упал на колени и выронил свой меч, Огненный бросился к нему. Девушка, а точнее, медуза снова засмеялась, заметив его.
- Ах, это ты? Что ж, интересно…
- В смысле я?
- Не тормози, мальчишка. Ты сын Алэндила?
- А тебе-то что?
- Ах, - она прикрыла губы ладонью, - мне как раз весьма что. Я величайшая из ведьм Мериста! – она сжала одну из рук в кулак и, что-то прошептав, выкинула ее вперед. В воздухе повисла россыпь алмазных блесток, которая быстро приближалась к его лицу. Эльф вдохнул их, и мир как-то поплыл. Мериста изменилась – куда-то исчез хвост и вторая пара рук, вместо них появились длинные прямые ноги и короткое платье из зеленого шелка. – Иди ко мне, я покажу тебе счастье… - улыбаясь, сказала она.
Он сделал шаг вперед, когда чей-то голос разрушил часть чар. Во всяком случае, прямо к ней эльфа не тянуло.
- Исчезни, Мериста, отпусти его!
- Ах, Стефан, - на ее лице отразилось разочарование. – Ты как всегда не вовремя. Смотри, сын Алэндила, этот воин меня оскорбляет. Убей его, - она как-то подозрительно улыбнулась.
Эльф повернулся к неизвестному – это был молодой человек с хвостом золотисто-каштановых волос и обнаженным мечом с янтарем в рукояти. В его глазах был страх. Но не знал эльф, что страх был не в том, что смерть придет, а в том, что неизвестному придется убить его, Огненного. Вдруг тот поднял левую руку и что-то прошептал.
Мощный порыв ветра ударил эльфа прямо в грудь, относя его подальше от медузы и неизвестного.
Мериста противно закричала и, обратившись изумрудной змеей, исчезла, а Стефан просился к лежащему на земле эльфу.
Чуть позже, на скальном обрыве…
Парень склонился над распростертым на камне рыжим эльфом. Тот был жив, только без сознания, что, впрочем, после такого «полета» было неудивительно. Зато Стефан знал точно – магия медуз его не выдержала. Вдруг лежащий резко распахнул свои серые глаза.
- Кто ты? – тихо спросил он.
- Мое имя Стефан, я… Воин Света.
В серых глазах зажглось удивление:
- Воин Света? Но зачем ты здесь? И один… - эльф, поморщившись, сел.
- Потому что Мериста – одна из сильнейших темных ведьм, и я должен ее уничтожить, - глядя прямо в глаза эльфу, сказал Стефан. – А один я, потому что сестра моя сейчас преследует ведьму.
- Девы! – вдруг раздался крик. И Воин, и Огненный резко вскочили (второй, впрочем, явно несколько болезненно) и пошли на него.
Вскрикнул эльф из приближенных князя. Сам князь сидел на земле, явно не понимая где находится, и кто он собственно такой.
- Княже… - тихо произнес рыжий эльф.
- Он не понимает, как… ребенок… - грустно перебил его другой воин.
- Чары медуз, - тоном мудреца, познавшего магию до основ ее, начал Стефан. – В основном они направлены на психику врага, заставляя его любить медузу и умирать за нее, но есть среди их заклинаний и другие. Например, одно, отправляющее врага в детство. Его можно снять, я даже знаю, как, но…
- Так действуй, коль можешь! – вскричал кто-то из эльфов города.
- Но в этом случае заклятье было наложено в спешке, князь не был целью ведьмы, он был лишь помехой. Она сделала ошибку в чарах, и поэтому… - он сделал паузу. – Снять его невозможно.
Воцарилась гробовая тишина, только тот, кого звали князем Эрлеасом, бормотал что-то себе под нос, да и ветер свистел в ущелье.
- Что будем делать? – вдруг спросил один из эльфов.
- Первым дело – вернемся в город. Там уже решим, что будем делать, - Огненный взял на себя обязанности главного.
- Не успеем, - убито сказал кто-то. – Полдень. Город в осаде.
Они и не заметили, как кончилась ночь, и встало солнце. Они и думать забыли о городе, куда собирались вернуться до осады.
Город, стена, осада…
Почти все воины ушли с князем, поэтому защищать родной дом от существ с севера пришлось женщинам. И главным образом – княгине.
Как звезда, стояла она на стене, вся в белом, с серебряной кольчугой поверх платья и легкой саблей в бело-серебряных ножнах на поясе. Она успела проводить зятя и принцессу еще до того, как войска райвенов появились на входе в долину. Первую их атаку встретил град стрел с белоснежным оперением и песня, взывающая к Девам и звездам.
На вторую они пока не решились. Но это только пока.
Небо заволокли тяжелые тучи, скорее всего, хлынет настоящий ливень, что запачкает своими грязными ладонями белый цвет княжеского платья и шелк знамен над башнями города. Хотя обычно эльфы любили дождь, но этот дождь привели они. Темные. Убийцы.
От их руки пала прекрасная Аранель Сейлин, тоже оставшаяся защищать свой народ, когда мужа и сыновей не было рядом. От их руки пал Государь, что мстил за жену и тех, кто шел за ним. От их руки пали его сыновья, что мстили за всех, чью кровь пролили райвены. Лишь один из них, Алэндил, сам сразил Лорда Райвенов, но был за то проклят ими на вечность эльфийской жизни. Хотя, много ли это, когда различные дети тьмы и ночи по пятам идут за тобой, чуя Проклятье? Наверно, нет, пресветлая княгиня Ямарэн не знала.
Райвены видели ее одинокую фигурку, такую соблазнительную мишень для стрел и арбалетных болтов, но почему-то не стреляли. Что-то удерживало их.
И лишь холодный ветер с гор донес до них песню, какой никогда они еще не слышали.
- Отныне настало время,
Что нам предрекали сны -
Кровавым следом войны
Впечатаны мы в песок.
Отбрось свою флейту и рог -
Они тебе не нужны.
Быть первым - лишь тяжкое бремя,
Последним - тяжелый Рок.
Насколько хватает глаз,
Туман застилает путь,
И нам никого не вернуть
Из тех, кто остался в нём.
Клянусь предрассветным огнем,
Который не дал нам уснуть,
Клянусь, что умру не сейчас,
Или мы все умрём.
И в ту же секунду, когда поняли дети Севера, кто это поет, их предводитель громко крикнул:
- В атаку! – войско медленно потекло к стенам.
- Пускай мои руки слабы,
Я ловко сжимаю клинок,
И даже немного жаль,
Что раньше не верила снам;
Но Девы помогут нам -
Вчера я дала зарок:
Коль наши услышат мольбы,
Я все, что имею, отдам, – продолжала петь княгиня. Лишь в песне было ее спасение, лишь в песне – ее сердце и ее душа. И никто не смел ее прерывать.
Град стрел, камней и болтов посыпался на врагов.
Эльфы, женщины, юноши, старики и немногочисленные взрослые мужчины собирались до последней капли крови защищать этот свой приют, даже если стена падет, даже если княгиня погибнет, и князь погиб, даже если погиб последний принц рода Государя, они все равно будут сражаться за дом, который любили.
- Я все, что имею, вложу
В ладони слепой судьбе:
Пускай отберет себе,
Что - свято, а что - лишь грязь.
Мне проще убить, не боясь,
Что сделают больно тебе;
Пусть все, чем я дорожу,
Сжимает в руке мой князь, - все громче пела Ямарэн, и голос ее все дальше разносился по равнине, заставляя райвенов морщиться, а эльфов сражаться еще яростнее – за нее, за мудрую Белую Госпожу.
- Так выйдем же и пожнем
Свирепую жатву дня,
И ты позабудь меня,
И я позабуду боль -
Я просто буду с тобой
Среди беды и огня,
Пока мы все не умрем,
Пока не умрет любовь.
Они не понимали, о ком она поет. Она сама понимала это слегка туманно. Но лишь одно имя крутилось в ее мыслях – и имя то было отнюдь не Эрлеас.
- И наш золотой закат
Окрасится в цвет вина,
И я буду словно пьяна,
И жажду свою утолю,
И пусть своему Королю
Давно уже я не верна -
Пускай он не знает пока,
Тебя я сильней люблю.
Надежда эльфов слепа!
Придет черед уходить,
А дальше - не нам судить,
Кто праведно прожил век.
Закончится времени бег,
И мне тебя - не сохранить,
И может быть, я слаба,
Но вряд ли я просто эльф.
Вдруг вдалеке, на самом краю равнине что-то ярко вспыхнуло. Это огненный шар, простейшая магия, осветила небеса и ослепила ближайших к ней райвенов. Остальные оглянулись – на них с тыла несся отряд, во главе которого были двое – эльф с рыжими волосами и человек без доспехов, но с обнаженным мечом. То был отряд князя, вернувшийся на помощь городу.
На стенах стали раздаваться радостные крики, хотя и не знали еще жители города, какую цену заплатят они за свободу, а княгиня не отрывала взгляда от огненной точки.
- И вряд ли я буду там,
Куда ты уйдешь навсегда -
Как светит твоя Мечта,
Не в силах я даже смотреть...
Но стоит тебе захотеть,
Я буду с тобой - и тогда
Я все, что имею, отдам,
И нас обвенчает смерть, - тихо допела она.